Ставропольское дворянство

Среди населения России дворянство занимало не более одного процента.

Что мы знаем о дворянах? Знаем, что это были помещики, «эксплуататоры» русского крестьянства, никогда не занимавшиеся общественно-полезным трудом. Каждый школьник слышал о Салтычихе, но ведь дворянами были также Державин, Пушкин, Герцен, Толстой, декабристы, славянофилы. Налицо тесное переплетение и светлых и темных сторон сословия, впрочем из этого и состоит реальная, а не вымышленная жизнь. В настоящее время наблюдается возрастание общественного интереса к дворянству, его традициям, роли в жизни российского общества. Некоторые из тех, чьи предки принадлежали к дворянскому сословию, делают попытки восстановить Дворянское собрание, обращаются к специалистам за помощью в составлении своих родословных.

На территории Ставропольского уезда было немало земель, принадлежащих различным представителям правящего сословия России — дворянам. Эти земли продавались,, покупались, переходили к наследникам, меняли и своих хозяев. В различное время в Ставропольском уезде I имениями владели князья Бакловские, Гагарины, Черноруцкие, Щербатовы, Дадиани, графы Орловы-Давыдовы, Муравьевы, Блудовы, Остеп-Сакены и другие.

Это были разные люди, различен и их вклад в историю России, в историю нашего края. Некоторые из них даже и не бывали в своих ставропольских имениях, но доход с труда ставропольцев исправно получали. Например, княгиня Екатерина Петровна Трубецкая, урожденная графиня Мусина-Пушкина постоянно проживала за границей и в ставропольских имениях ни разу не была.

В любом обществе есть привилегированная часть людей; в России такая элита формировалась за счет выделившихся на службе у государства, хотя до Петра I эти привилегии передавались по наследству. Все дворянство подразделялось на две большие части: дворянство потомственное и дворянство личное. Первые могли передавать свою принадлежность к элите по наследству, вторые — нет. В 20 — 30-х годах XIX века отцы семейств потомственных дворян держались обычая еще при -Жизни наделять своих детей родительским наследством: дочерей при выдаче в замужество — приданым, предпочтительно деньгами, если удавалось их заранее припасти, а сыновей — вотчинами, как родовыми, так и приобретенными, обыкновенно не ранее достижения тридцатилетнего возраста или со вступлением в брак и выходом из родительского дома.

Главная цель отцов-дворян после воспитания сыновей состояла в том, чтобы каждому из них досталось имение, которое равнялось хотя бы приблизительно тому, какое отец сам получил от своих родителей.

Личное дворянство, так же, как и потомственное, было свободно от телесных наказаний, от личной подати, от рекрутчины. Дети личных дворян уже не могли именоваться дворянами, а получали статус потомственного почетного гражданства. В Ставрополе проживал нотариус, некий Иван Андреевич Быстрицкий, который в официальных бумагах назывался потомственным почетным гражданином. Передаваться личное дворянство могло только через брак — от мужа к жене, но ни в коем случае не наоборот. Если жена была дворянка, а муж — нет, то купить и владеть имением, крепостными людьми могла только жена. В случае ее смерти, имение и крепостные люди должны были быть проданы, так как муж — не дворянин не имел права владеть крепостными.

Манифест 1845 г. определял критерии, по которым можно было стать дворянином. Достаточно было получить первый офицерский чин, и ты уже становишься личным  дворянином. Звание старшего офицера или, как тогда говорили, штаб-офицерский чин обеспечивал потомственное дворянство. На гражданской службе личное дворянство можно было получить, дослужившись до чина 9-го класса, а потомственное дворянство приобреталось чином 5 класса. Впоследствии (декабрь 1856 г.) было определено, что права потомственного дворянина получали только полковники, капитаны I ранга, а на гражданской службе — действительные статские советники.

В каждой губернии стали вестись специальные родословные книги, куда записывались только потомственные дворяне по шести различным, так называемым, частям: в I часть записывались получившие пожалованное дворянство и находившиеся в этом звании менее 100 лет; во II — военное дворянство, приобретенное военной службой; в III — дворянство, приобретенное гражданской службой; в IV — все иностранные дворянские роды; в V — дворянство, украшенное титулами (графы, князья, бароны); в VI часть — древние благородные роды, насчитывающие в дворянстве более 100 лет.

Среди ставропольского дворянства были представители, записанные во все части родословной книги, кроме IV. Бабкины были записаны в VI часть, сюда же относились Кротковы, Мильковичи, Наумовы, Тургеневы. Во вторую часть были записаны Бетевы, в III — Тресвятские, в пятую — князья Хованские, Ухтомские, во вторую часть были записаны дворяне Яровые.

Лица, которые были вписаны в родословную книгу, получали некоторые права: они имели право на службу — военную, военно-морскую, гражданскую; могли свободно передвигаться по стране, им не нужны были  паспорта. За границей они могли жить в течение пяти лет, а все остальные — три года; право держать крестьян было предоставлено только потомственным дворянам, они могли торговать как купцы, не записываясь в гильдии.

Хотя права у всех дворян были одинаковые, по общественному мнению было небезразлично, кто в какую часть записан. Представители шестой части считали себя крепким столбом государства (помните, как у Пушкина старуха захотела стать столбовой дворянкой?), а на первые три части смотрели как на выскочек-плебеев. Древность дворянского рода считалась почетнее самых пышных титулов.

Правительство очень строго блюло чистоту дворянского сословия. Дворянство не могло усыновлять так, как остальные сословия. Если же дворяне были бездетные, то могли усыновлять только дальних родственников, и то при условии, чтобы те были дворянами, да еще с Высочайшего утверждения.

Дворяне, проживающие в Ставропольском уезде, как, впрочем, и в других местах, собирались на собрания, которые проходили один раз в три года, или на чрезвычайные, созывавшиеся по мере необходимости. Но в этих собраниях могли принимать участие не все дворяне, проживающие в уезде. Право голоса имели только те, кто владел деревней и эта деревня приносила ему не менее 100 руб. дохода и кто на военной службе получал старший офицерский чин и был не моложе 25 лет. А такой дворянин, как, например, Николай Аверкиев, владел всего шестью крепостными, поэтому, хотя он был и потомственным дворянином, но разорившимся, а потому в делах дворянских участия не принимал.

Пожалуй, единственной обязанностью дворянства было служение государству Российскому. Осуществить это можно было на военной или гражданской службе. Дворянин не мог не служить. Известный знаток русского дворянства Ю. М. Лотман писал, что «без службы нельзя было получить чина, а Дворянин без чина был чем-то вроде белой вороны». При оформлении казенных бумаг, актов покупки или продажи, при выписке заграничного паспорта и т. д. надо было указать не только фамилию, но и чин. Тот, кто его не имел, должен был подписываться: «недоросль» такой-то. Известный приятель Пушкина князь Голицын, редчайший пример дворянина, который никогда не служил, до старости указывал в официальных бумагах перед своим именем: «недоросль».

Ставропольские дворяне для того, чтобы служить России, получать очередные чины, ордена, устраивались на должность мирового судьи. Избранные на эту должность получали жалованье и, естественно, имели определенные обязанности. Но поскольку многие дворяне не нуждались в жалованье, они отказывались от него, получая взамен звание «Почетный мировой судья». Естественно, и обязанностей было поменьше, так как основную их часть выполнял штатный мировой судья. Практически все видные ставропольские дворяне имели  звание Почетного мирового судьи, можно назвать хотя бы несколько фамилий: Михаил Михайлович Наумов, Иван Сергеевич Аксаков, Константин Игнатьевич Гросман, Александр Ипполитович Сосновский, Павел Павлович Яровой, Константин Николаевич Иньков, Николай Дмитриевич Волков, Сергей Осипович Лавров.

В дворянской среде существовало своеобразное табу на деятельность дворянства по винным откупам. До отмены крепостного права это считалось несовместимым с дворянским достоинством, и такой человек имел мало шансов быть избранным на какую-нибудь почетную должность, как, например, предводитель дворянства или Почетный мировой судья.

После отмены крепостного права, когда не стало дармового крепостного труда, дворянство стало пересматривать вначале некоторые табу, а затем и многие другие моральные нормы дворянства. Можно привести в качестве примера дворянина Константина Капитоновича Ушкова из с. Новый Буян Ставропольского уезда. После отмены крепостного права он завел у себя в имении спиртоводочный завод и очень быстро разбогател, это было очень нетипично для дворянина. Из его четырех сыновей (один умер в младенчестве) только Алексей закончил Казанский университет и, будучи студентом, женился на дочери казанского профессора Высоцкого. Это был вызов общественному мнению, ибо до революции жениться студенту было просто неприлично. Притом женился Алексей на даме, которая была намного старше его. Несколько лет его жена пользовалась мягкостью и деликатностью своего юного супруга, но потом они все же расстались. Алексей женился вторично на известной московской балерине Александре Михайловне Балашовой. Этот брак оказался счастливым.

Средний брат Михаил, едва став совершеннолетним, бросил университет и женился на дочери почтенного артиллерийского генерала по фамилии Орел. Поскольку Михаил сделал это против воли отца, то остался без поддержки, однако после смерти отца-миллионера он получил 42 тыс. десятин земли. Это было богатое наследство. Октябрьская революция вынудила его эмигрировать в Париж.

Старший брат Григорий, владелец дворца в печально известном Форосе, был горьким пьяницей. С первой женой развелся, женился потом на бывшей артистке Саратовой, с которой тоже разошелся. Немного дольше жил с какой-то цыганкой из хора загородного ресторана Яра. Эмигрировал вместе с войсками генерала Врангеля, умер в Афинах в 1923 году.

Военная служба дворян по традиции считалась наиболее почетной. Как говорили они сами, «историческим призванием нашего дворянства всегда было служение государству, причем главным поприщем сего служения была служба военная». Еще в первой половине XIX века считалось неприличным, если дворянин какое-то время не послужит офицером. Даже богатые помещики, не нуждавшиеся в дополнительном источнике существования в виде офицерского жалованья, обязательно некоторое время служили офицерами «из чести», ведь в старину почти весь офицерский корпус состоял из дворян.

Не случайно, что почти ни в одном дворянском роду, проживавшем в Ставропольском уезде, не было людей, не посвятивших себя военному делу. Взять хотя бы род Тургеневых. Дед Петр Петрович служил в армии бригадиром (в 1802 г. это звание упразднили, оно было промежуточным между полковником и генерал-майором). Его сын Борис Петрович вышел в отставку в звании полковника, внук Леонтий Борисович — лейтенантом флота, его брат Юрий Борисович — поручиком. В дворянском роду Наумовых у прапорщика Михаила Михайловича Наумова сын Михаил был подполковником лейб-гвардии Конного полка, внук Николай вышел в отставку в звании поручика.

Практически в любой культурной дворянской семье кто-либо из ее членов служил офицером, и вообще доля лиц, когда-либо имевших офицерские чины, среди образованной части населения страны тогда была достаточно большой. Историки подсчитали, что среди тысяч русских литераторов XVIII — начала XX веков третья часть была офицерами, среди писателей XVIII века офицеры или выходцы из офицерских семей составляли около 43%. Если учесть, что офицерство среди всего населения страны составляло сотые доли процента, то эта цифра очень велика. Не случайно этому периоду мы обязаны тому образу офицера, который нашел отражение в русской классической литературе.

Культ мундира в дворянской среде был очень высок, особенно в дамском обществе. И действительно, расшитый, сверкающий золотом или серебром гусарский, сине-красный уланский, белый парадный конногвардейский мундир был красивее, чем бархатный кафтан щеголя или черный фрак статского чиновника. Причем офицер всегда и при всех обстоятельствах должен был оставаться в военной форме.

В сознании каждого дворянина было заложено высокое чувство долга, каждый должен был отслужить на военной службе непременно хотя бы небольшой срок. Отцы семейств заботились о подготовке своих сыновей с самого раннего детства к военной службе. Более состоятельные старались предоставить им средства для службы в гвардии, менее — в армейской кавалерии или во флоте, дети прочих поступали в армейскую пехоту. Это было связано с тем, что служба в гвардии и в некоторых кавалерийских полках требовала гораздо больше расходов, чем составляло офицерское жалованье, и дворяне фактически служили за счет своих собственных доходов от имений.

Другая часть дворянства шла служить по гражданскому ведомству, здесь дворянам также предоставлялись преимущества перед остальными сословиями, в 1827 г, все канцелярские служащие были разделены на четыре разряда: 1) дворяне родовые; 2) дети личных дворян, купцов I гильдии, священников; 3) дети приказных чиновников, ученых, художников; 4) все остальные — дети нижних чинов и проч. Как известно, очередной чин присваивался через определенное время, к примеру, дворяне получали его через два года, а представители четвертого разряда — через двенадцать лет.

Некоторые дворяне шли на гражданскую службу, так как не обладали ни имением, ни крепостными, и гражданская служба была для них единственным источником существования. Таким, например, был Владимир Сергеевич Тресвятский. Родился он в 1855 г., имел всего 332 десятины земли. Закончил гимназию, стал служить в земстве. В 1886 г. в возрасте 30 лет был избран председателем уездной земской управы, затем в 1889 г. снова был переизбран на этот пост и прослужил до 1910 г. Семь раз его избирали на этот высокий пост. Зарекомендовал себя практичным, честным работником. В нем привлекали обходительность, доброта, превосходное знание людей, специфики условий.

30 сентября 1910 г., усталый и больной, Владимир Сергеевич категорически заявил на уездном собрании о невозможности для него продолжать земскую службу. На его место был избран единогласно его единственный сын Николай, тогда еще молодой человек с университетским образованием, сумевший быстро снискать всеобщую симпатию и доверие. Такая преемственность только шла на пользу дела. Председателем уездной земской управы Николай Владимирович был до самой революции 1917 года.

Взгляд на гражданскую службу как на профессию весьма почтеннейшую изменился только в середине XIX века, когда вырос авторитет университетов. Здесь авторитет пера поднялся над авторитетом меча. Михаил Борисович Тургенев окончил Дерптский университет, Александр Николаевич Наумов — Московский университет, Николай Александрович Шишков  — Санкт-Петербургский. Заканчивали университеты представители видных, ставропольских дворян — Георгий Константинович Татаринов, Тихон Андреевич Шишков, Ипполит Александрович Сосновский, Александр Федорович Виноградов, Павел Михайлович Наумов и другие. Дворянское общество было закрыто, замкнуто от других сословий.

Браки совершались в подавляющем большинстве внутри своего сословия, по крайней мере до середины XIX века. Павел Алексеевич Наумов после смерти жены женился на кроткой, тихой… поповне. Поползли разговоры об этом событии по всем дворянским поместьям, но отставной ротмистр и богатый помещик не очень считался с подобными разговорами. Поповна неожиданно умерла и Павел Алексеевич женился на ее сестре Варваре. А та, в отличие от кроткой сестрицы, была девушкой с характером. Самое страшное было то, что она приходилась крестницей Павлу Алексеевичу; немало денег стоила ему подчистка церковных книг. Сын Павла Алексеевича — Алексей — пошел дальше папаши в нарушении неписаных этических дворянских норм: он женился на англичанке, которая выступала наездницей в цирке. Это сейчас поется «ему б чего-нибудь попроще, а он циркачку полюбил». Тогда артистка цирка стояла на последней ступени общественного признания. Но, видимо, младший Наумов влюбился не на шутку. Однажды для своей избранницы он снял весь театр на одно представление, такое далеко не каждый мог себе позволить. Но это все, скорее, исключение из правил. В основном, женились и выходили замуж в своем кругу. Это можно проследить хотя бы по тому, что сравнительно небольшое по численности дворянское сословие в ставропольском уезде было связано родственными узами между собой. Причем часто браки совершались между родственниками. Ипполит Александрович Сосновский был женат на своей двоюродной сестре Елене Александровне Головинской. Николай Михайлович Наумов был женат на своей троюродной сестре Прасковье Николаевне Ухтомской. Кстати, ее мать, Елизавета Алексеевна, тоже была замужем за троюродным братом.

Николай Александрович Шишков был женат на троюродной сестре — Ольге Леонтьевне Тургеневой. Следует иметь в виду, что в те времена такая степень родства была близкой, это сейчас мы практически не знаем троюродных братьев и сестер.

Во многих дворянских домах имелись очень хорошие по тем временам библиотеки. У князя Юрия Сергеевича Хованского, воспитанника Царско-Сельского лицея, имелась богатейшая домашняя библиотека. Превосходная библиотека была у Аркадия Африкантовича Бабкина, он постоянно выписывал лучшие газеты и журналы, следил за всеми новостями из различных отраслей знаний. Это в столицах газеты и журналы не читают, а «пробегают», в провинциальных же помещичьих усадьбах их не только читали, но и выучивали наизусть долгими осенними и зимними вечерами. Жил Аркадий Африкантович скромно, без роскоши, но со всеми удобствами. По гостям ходил крайне редко, зато к нему любили заезжать наиболее просвещенные дворяне.

Очень ценная библиотека была у Почетного мирового судьи, гласного Ставропольского земского собрания Георгия Константиновича Татаринова. Он жил в своем имении Войково, неподалеку от Ташелки. В его старинном помещичьем доме хранилась ценнейшая библиотека его прадеда — вольнодумца и масона Петра Петровича Тургенева. В этом доме хранились не только книги, он сумел создать своеобразный музей ставропольских дворян. Сюда свозились все фамильные раритеты, а также уникальные вещи разорившихся родственников-помещиков, которые не решались пустить их с молотка из-за страха перед «Гонечкой», так звали в семье Григория Константиновича. В каждой комнате обязательно стоял какой-нибудь редкостный старинный мебельный гарнитур. Хозяйка дома, Клавдия Михайловна, всех гостей, приходящих в дом, заставляла снимать обувь и надевать «музейные шлепанцы». Георгий Константинович на свои личные средства построил рядом с имением школу для крестьянских детей. Как гласный ставропольского уездного земского собрания, он в 1906 г. заявил, что «прямая обязанность земства прийти на помощь всякому начинанию по народному образованию».

Народным образованием был увлечен и другой ставропольский дворянин — Николай Африкантович Бабкин. Это была его страсть или, как мы сейчас говорим, хобби. Он почти всегда, избираясь в уездное земское собрание, возглавлял школьную комиссию. По своим убеждениям это был идеалист — шестидесятник с либеральным уклоном, а по характеру — человек редкой доброты и необычайной деликатности. Он постоянно разрабатывал планы улучшения школьного и внешкольного образования в уезде.

8 сентября 1902 г. он подал в ставропольскую земскую управу специальную записку, в которой предлагал ряд мер, «чтобы начальные народные школы носили характер наиболее доступный и в количественном и качественном отношении удовлетворяли бы наиболее полно образовательным потребностям населения». Он добивался у ставропольского земства «устройства правильной сети сельскохозяйственных учебных заведений, а также профессиональных ремесленных школ, ввиду того, что среди земледельческого населения есть нуждающиеся в знаниях подсобных ремесел».

Женская половина дворянского сословия не играла столь яркой и активной роли в обществе, как мужская, это в первую очередь определялось господствующими в обществе взглядами. С одной стороны, деятельность женщин вроде бы и не запрещалась, но не приветствовалась. К примеру, выборы в местное самоуправление от дворянского сословия. Был четко разработан порядок, кто не имеет права участвовать в выборах. Женщин в этом списке не было, но тем не менее… Дворянка-землевладелица сама в дворянское собрание не входила, она присылала своего представителя, который от ее имени и по поручению голосовал за указанную ею кандидатуру.
В образовательном отношении женщины уступали мужчинам, но здесь ничего удивительного нет, ибо женщины в России стали получать высшее образование только в последнюю треть XIX века. И все-таки неграмотными назвать их было нельзя. Еще Петр I как-то разразился указом, что неграмотных дворянок, которые не могут подписать хотя бы свою фамилию, — не венчать. Замуж хотелось всем, так что со стороны Петра I это был интересный и полезный ход.

В подавляющем большинстве дворянские девушки получали домашнее образование: сначала под руководством крепостной няньки, затем нанятой гувернантки, как правило, из иностранок. Нередко приглашали гувернантку от соседей, у которых дети уже выросли. Главное требование к гувернанткам состояло в том, чтобы они были строгие и чтобы дети как можно меньше беспокоили своих родителей. Обращали внимание на то, чтобы гувернантка была уживчивой и умела находить язык с домашними, а ее педагогические способности их волновали меньше. К замужеству девушка из дворянской семьи знала на бытовом уровне один-два иностранных языка, чаще всего французский и немецкий. Домашнее образование подразумевало умение играть на одном из музыкальных инструментов, так, для компании. Обладали девушки и первоначальными знаниями географии, российской истории, словесности. Особое внимание уделяли требованиям этикета.

Воспитанные крепостной нянькой, проводившие большую часть времени в имении родителей, в деревенской усадьбе, девушки многое брали из окружающей их жизни простого народа. Поэтому ничего не было удивительного в том, что строгая красавица, блиставшая на последнем балу, могла в домашней обстановке лихо сплясать русскую пляску или после довольно скучных вокализов у фортепиано спеть народную песню. Это можно было себе представить, зная девушку и ее домашнюю обстановку. Но совершенно нельзя было вообразить, чтобы дама из благородной дворянской семьи могла за столом жадно есть, или чтобы на ней было грязное платье, или чтобы она могла споткнуться при ходьбе и, тем паче, забыла высморкаться. Такого даже представить себе нельзя. Это невозможно.

Одним из ярких представителей ставропольскогодворянства был Павел Алексеевич Наумов, высокий статный красавец, совершенно седой, с длинными седыми подусниками. У него было две дочери: Саша, она потом вышла замуж за представителя одного из известнейших дворянских родов, историка Безобразова, классической красоты женщина, и на ее фоне менее красивая Катя. Когда Катю выдавали замуж за Михаила Михаиловича Наумова, то она перед свадьбой горькими слезами плакала из-за того, что ее будущий супруг…употреблял клетчатые носовые платки. Это было настолько экстравагантно, что «классическая дворянская девушка» ревмя ревела как простая крестьянка. Кстати, клетчатые носовые платки не помешали ей счастливо прожить в браке и вырастить четырех сыновей, которым предстояло сыграть в истории Ставрополя немаловажную роль.

Странности у женщин-дворянок встречались разные. Родной брат Михаила Михайловича (владельца клетчатых платков) Алексей Михайлович женился на жгучей брюнетке, одной из красивейших дворянок уезда. Всем она была хороша, но любила… выпить, что в те времена среди женщин встречалось крайне редко. В обществе об этом не говорили, как будто никто ничего не знал. А она, даже будучи в преклонных годах, уже после смерти мужа, не ложилась спать, не выпив на ночь стакан водки, причем большой стакан, из которого обычно пили квас. Были и другие «странности» у наших земляков из высшего сословия, о которых история умалчивала до поры до времени. Разве не «странной» казалась окружающим судьба богатой помещицы, генеральской дочери, жены Почетного мирового судьи Юрия Борисовича Тургенева — Марии Апполосовны, которая в середине XIX века была объявлена «государственной преступницей» за участие в революционном движении. Только эмиграция спасла ее от ареста.

Известный в наших краях, самый богатый помещик граф Орлов-Давыдов.

Граф как-то приехал к Михаилу Михайловичу Наумову и увидел его сестру Анну. Женщина действительно была очень красивой. Увидел и влюбился, а затем стал просить руки Анны Михайловны у Михаила Михайловича (он был опекуном девушки). Наумов отказал, ибо Орлов-Давыдов считался непутевым, как тогда говорили, «человеком с большими похождениями». Действительно, ему удалось побывать и в монахах и в гусарах. Получив отказ, Орлов-Давыдов не отступил и три дня простоял под окнами Анны. Сердце Анны Михайловны дрогнуло, да и брат-опекун вынужден был согласиться на предложение графа. В качестве свадебного подарка, кроме всего прочего, были два больших серебряных подноса. Один был уставлен сплошь столбиками золотых рублей, а другой — серебряных. Но счастье Анны Михайловны, по свидетельству ее внучки, было недолгим. Орлов опять влюбился, но в другую, и ушел. Правда, вскоре вернулся. Надо сказать, что он всю жизнь уходил и возвращался, каялся и получал прощение.